Литература о духовных семинариях, их учащихся и учащих до сих пор остается мало известной даже в православной читающей аудитории. Между тем художественные произведения, мемуарные записки и публицистически очерки, которые, являясь весьма специфическим историческим свидетельством, посвящены внутреннему и внешнему описанию духовных школ, позволяют узнать много интересного об учебном процессе, досуге, быте, фольклоре семинаристов.

Живые, искренние повествования, авторами которых обычно выступают люди, уже умудренные богатым жизненным опытом – прежде всего религиозным (архиереи, священники, преподаватели, выпускники семинарий и др.) дают уникальную возможность исподволь проследить этапы духовного роста, глубже понять причины, побуждающие к беззаветному, жертвенному служению Христу.

Именно поэтому вниманию читателей нашего сайта впервые предлагается "Антология семинарской жизни", в которой будет представлена – в намерено мозаичном порядке – широкая панорама семинаристского житья-бытья XVIII – начала XXI вв.

Речь в годовщину смерти архиепископа Серафима (Соболева).

"По великой милости Божией с 1926 года я неотлучно находился при Владыке Серафиме[1]. За это время от него самого и от близких ему людей я слышал о многих замечательных событиях в жизни Владыки, с некоторыми из коих я хочу сегодня поделиться с вами.

На могиле Владыки мы читаем слова Псалмопевца: "От чрева матере моея Ты еси мой Покровитель" (Пс. 70, 6). Слова эти оправдались в жизни Владыки с самого его рождения. Покров Божий был простерт над ним во все дни его жизни. Исконный враг нашего спасения, как бы предчувствуя, какого сильного и неумолимого противника он будет иметь в лице Владыки Серафима, пытался погубить Владыку еще в утробе матери. Его мать в страшных страданиях не могла разрешиться от бремени, и по решению врачей требовалось приступить к операции - извлечению младенца по частям, для спасения жизни родительницы. В это время мать пришла в сознание и, узнав о решении врачей, с клятвою запретила мужу допустить убийство своего младенца. После ночи, проведенной в страшных муках, при первом ударе церковного колокола 1 декабря 1881 г. в пять часов утра младенец родился сам, без всякой посторонней помощи. Тогда мать попросила: "Покажите мне мое детище, от которого я чуть не умерла", и, когда ребенка поднесли, то сказала: "Ах, какой серьезный мухтар родился!" Младенец был назван Николай, в честь св. Николая, Мир-Ликийского Чудотворца.

После этого в детстве домашние называли его порой "мухтаром", и это ему очень не нравилось. Уже через много лет, будучи в Болгарии, Софию посетил епископ Маньчжурии Нестор. Он подарил Владыке книгу своих воспоминаний, в которой в главе о посещении им Иерусалима говорится, что по-арабски слово "мухтар" значит "епископ". Так, сама того не сознавая, мать сказала: "Ах, какой серьезный епископ родился". И неизвестным словом предсказала судьбу новорожденного.

Из детства Владыки я расскажу вам только один случай. Когда Владыке было двенадцать лет, он учился в четвертом отделении церковно-приходской школы. Однажды учитель по арифметике объявил у доски очень трудную задачу. Объяснив, он спросил класс: "Поняли?" В ответ последовало молчание. "Ах, какие бестолковые! - сказал учитель. - Слушайте, еще раз объясню". И после вторичного объяснения опять спросил: "Поняли?" Опять последовало молчание. "Вот глупые, ничего не понимают. В третий раз объясняю". По объяснении учитель спросил: "Поняли?" В ответ в третий раз последовало молчание. Учитель очень рассердился и в раздражении крикнул: "Ну, кто из вас дурак, выходи на середину!" Николай тотчас же вышел и встал перед ним. "Разве ты, Соболев, дурак?" - спросил изумленный учитель. "Да, дурак". "Какой же ты дурак? Ты умный, хороший мальчик. Ступай на место". Учитель развеселился, перестал объяснять задачу и стал читать детям какой-то рассказ. Поступок мальчика так поразил его потому, что Николай отлично учился и окончил училище первым учеником. Так еще в детстве проявилось то дивное смирение, которым всю жизнь обладал Владыка. На нем исполнились его любимые слова, которые он часто повторял своим духовным чадам: "Бог гордым противится, смиренным же дает благодать".

О том, что Владыкина любовь к ближним, проявлявшаяся еще с юных лет и так хорошо знакомая нам, была всегда ему присуща, свидетельствует следующий случай. Владыка был в 6-м классе семинарии. Все ученики собрались, чтобы изобличить вора М. в их классе. Председатель собрания с кафедры начал обвинительную речь. М., поняв в чем дело, сейчас же встал с места, и, пройдя через класс, подсел к Соболеву на его парту, и опустил голову. Николай стал его утешать: "Ничего, ничего. Не бойся". Тут председатель сказал: "Товарищи, Николай Борисович Соболев (так звали Владыку в миру) взял вора М. под свое покровительство, а того не знает, что две недели тому назад М. украл у него новые калоши!" М. еще ниже опустил голову и стал шептать: "Зачем я это сделал, зачем я это сделал?!" Николай опять стал его утешать: "Не бойся. Кто не без греха?" Председатель еще громче заявил: "Товарищи, Николай Борисович Соболев продолжает утешать М., а не знает, что три дня тому назад он украл у него перчатки". Но Соболев опять стал успокаивать М. Когда класс решил потребовать исключения М., как вора, с волчьим паспортом, то Николай горячо защищал его и, преодолев сопротивление всего класса, выхлопотал ему увольнение по собственному желанию и этим спас его от позора на всю жизнь.

Будучи в предпоследнем классе семинарии, Николай загорелся желанием отдать Господу все свои силы. Он со слезами стал горячо молиться и дал такой обет Спасителю: "Спаситель мой! Дай мне хорошо писать сочинения, а я даю обет быть монахом и принадлежать Тебе всеми атомами своего существа". С этого момента его сочинения были всегда самыми лучшими в классе.

Владыка с особенной любовью говорил о своей матери, смиренной молитвеннице, обладавшей даром слез и во всех скорбях прибегавшей к Богу с горячей молитвою. Владыка был ее любимцем и утешением.

Когда он окончил Духовную семинарию, мать, считая его здоровье слишком слабым для занятий в Академии, приложила все усилия, чтобы устроить его судьбу и сделать его священником. Для этого надо было найти невесту. Любя мать и никогда ни в чем ей не прекословя, Николай всецело подчинился ее воле и даже умолчал о своем обете быть монахом. Ничего не подозревавшая мать начала сватать своего сына, и за одно лето они объехали несколько городов и сел в поисках подходящей невесты. Но не такова была воля Божия, и каждый раз сватовство расстраивалось, часто совершенно непонятным образом.

Особенно характерен следующий случай. Очередною невестою была одна прекрасная девица и умница, средняя дочь Настя. Пока родители сговаривались, Николай, чтобы не присутствовать на этом разговоре, вышел с тремя сестрами пройтись по железнодорожной линии. Во время прогулки Настя спросила его, почему бы ему не поступить сначала в Академию, а потом жениться. Он отвечал, что поступает по воле матери. Тогда невеста спросила: "А Вы не желаете жениться?" Николай сказал, что не желает. "Почему?" - спросила она. "Потому что желаю быть монахом", - ответил он.

По возвращении младшая сестра сейчас же рассказала все своей матери, и та начала упрекать Владыкину мать, что привела сватать сына, который желает быть монахом, и вскоре сватовство расстроилось. По дороге мать спросила: "Зачем ты, Коля, говорил невесте о своем желании принять монашество?" "Да, мамочка, что чувствовал, то и сказал", - ответил Николай.

Но мать все-таки продолжала попытки женить его. Наконец, в середине августа 1904 г., она сказала: "Все наши с тобою хлопоты касательно твоей женитьбы и устроения на должность священника не привели ни к чему. Теперь ты сам устраивай свою судьбу". На это Николай отвечал: "Если так, то пойдем сейчас в кафедральный собор, к Матушке Царице Небесной, к Ее чудотворной иконе Боголюбской, и попросим Божию Матерь, чтобы Она Сама указала мне мой жизненный путь".

Мать с готовностью согласилась. Чудотворной иконы в соборе уже не оказалось - ее увезли обратно в село Зимарово, где она всегда находилась. Однако по дороге в собор они встретили товарища Николая, Мишу Смирнова, и Николай поделился с ним своим недоумением. "Ты так хорошо учился и неужели только для того, чтобы попасть в дьячки? Тебе надо ехать в Академию", - сказал Миша. Когда Николай возразил, что уже поздно и что он совершенно не готовился к конкурсным экзаменам, Миша указал на Петербургскую Духовную академию, где экзамены были отложены до конца августа по случаю ремонта. "Ты человек глубоко верующий, - сказал Миша с твердостью, - положись на Бога! Тебе Сам Спаситель поможет. Поезжай без всякой подготовки".

Эти неожиданные слова первого встретившегося им человека Николай Соболев принял как ответ Пречистой Божией Матери на свою молитву, ясно и определенно указывающий ему его жизненный путь. При этом он почувствовал в сердце своем необыкновенную радость и когда поделился этим с матерью, то последняя сказала, что тоже чувствует великую радость, и прибавила: "Видно, такова воля Божия. Видно, это твой путь". Николай тогда же отправился в семинарскую библиотеку и, набрав полный мешок книг, стал готовиться к экзаменам. На подготовку у него было десять дней, за которые он успел просмотреть заглавия книг и перелистать сотни и тысячи страниц огромных учебников по богословию. От этого в голове его образовался только хаос.

Получив трогательное благословение матери, Николай поехал в Академию, причем на дорогу мать отдала ему свои последние деньги.

Начались письменные экзамены. Самый трудный был первый письменный экзамен по логике на тему: "Как объяснить с логической точки зрения, что в философских спорах по одним и тем же вопросам аргументации обеих сторон бывают диаметрально противоположны одна другой?" Эта трудная тема была дана с целью сразу, с первого экзамена, сделать отбор из среды самых лучших семинаристов, приехавших со всех концов России. Среди студентов начались вздохи. То один, то другой вставали как свечи со своих мест, забирали обратно свои документы, чтобы уезжать домой.

Тогда Николай стал горячо молиться: "Господи, вразуми меня, что писать на такую трудную тему". В ответ он услышал внутренний голос: "Не пиши с логической, а пиши с психологической точки зрения". Он сразу же начал писать, что с логической точки зрения это объяснить нельзя, ибо законы логики одинаковы. И развил свою тему с психологическим подходом, основываясь на словах Спасителя: "Из сердца бо исходят помышления ваша". Поэтому из гордого сердца Льва Толстого происходило ложное учение, а благодатное сердце о. Иоанна Кронштадтского излучает истину. Написав сочинение не на тему, Николай очень беспокоился, что самовольно переменил ее. Но, к великому его изумлению и радости, он получил за это сочинение 4,50, что было самым высшим баллом и особенно выделялось среди множества двоек и троек, и даже единиц, полученных другими студентами.

Потом наступили устные экзамены. Первый был по догматическому богословию. На подготовку было дано только два дня. Николай провел их на чердаке Академии, перелистывая страницы огромного учебника. Накануне экзамена, в 12 часов ночи, он сидел на лестнице, ведущей на чердак, и плакал. За эти два дня он только успел убедиться, что из 150 билетов он знал всего один - "История догмата о Св. Троице", потому что отвечал его на экзамене в семинарии. Сквозь слезы Николай молился Спасителю: "Господи, Спаситель мой, Ты Милосердный и Всемогущий, сделай так, чтобы завтра билет "История догмата о Св. Троице" достался мне. Иначе я провалюсь, вернусь с великой печалью домой и огорчу свою мамочку".

На другое утро он зашел в церковь Академии и, положив земной поклон перед иконой Спасителя, повторил свою просьбу и пошел на экзамен. Экзаменовали студентов по полчаса и более, и многие весьма хорошо отвечали, ибо готовились все лето. Николай очень тосковал, волновался и усердно молился Спасителю. Наконец, около трех часов дня, пришла его очередь отвечать. С трепетом он развернул свой билет и прочел на нем: "История догмата о Св. Троице". Господь в точности исполнил его молитву. Соболев отлично отвечал и получил балл 4,75. Радости его не было границ от сознания дивной помощи Спасителя.

Следующим был экзамен по церковной истории. Учебного материала по этому предмету было вдвое больше, чем по догматике, а билетов было 250. Просмотрев билеты, Николай к великому своему огорчению увидел, что хорошо знает только вопрос "История арианской ереси после Никейского собора". Так же, как и во время подготовки по догматике, накануне экзамена по церковной истории в полночь он сидел у чердачной двери и плакал. И опять стал горячо молиться, чтобы Спаситель снова даровал ему Свою дивную помощь, как на экзамене по догматике: "Спаситель мой, Радость моя! - говорил он. - Ты Милосердный, Всемогущий, что Тебе стоит еще раз исполнить мою просьбу. Ты видишь, что я знаю только один билет, а остальных не знаю. Пусть же мне достанется билет "История арианской ереси после Никейского собора". Иначе я провалюсь, уеду домой и огорчу свою мать". Затем Николай вернулся в спальню и в слезах уснул.

Утром на экзамене он опять тяжело страдал от тревоги и неизвестности своей участи и только повторял: "Господи, выручи! Радость моя, Кормилец мой, выручи". Когда Николая вызвали к экзаменационному столу, он, едва держась на ногах, вынул и развернул свой билет. Какова была его радость, когда он прочел на нем: "История арианской ереси после Никейского собора". Он еле пришел в себя от волнения и чувства благодарности к Спасителю, так дивно вторично явившему Свое покровительство. Соболев отвечал так прекрасно, что профессора решили послать благодарность Рязанской семинарии за блестящего студента. А когда он возвращался на место, то студенты шептали: "Ай да рязанец! Ай да рязанец!"

В остальных экзаменах Николай уже не дерзал больше просить Спасителя, но и они прошли благополучно. Так Владыка с помощью Спасителя поступил в Духовную Академию без всякой подготовки.

Живя в Академии, Николай Соболев каждое утро ходил к ранней литургии в Александро-Невскую лавру, а потом читал творения св. отцов и жития святых. С особенным старанием он писал свои сочинения, которые всегда были прекрасными.

По воскресеньям, когда студенты расходились, кто в театр, кто в гости, а кто на кутежи, Николай, оставшись один в Академии, шел в огромный зал и там играл на рояле и пел песню-молитву, которую сам сочинил. Слова ее были просты: "Радость моя, радость моя, радость моя, ах, Спаситель мой!". В этих кратких словах выливалась вся его горячая любовь к Спасителю, Которого он называл истинным счастьем и радостью всей своей жизни.

Любовь и ласка Николая привлекали к нему все сердца, а его кротостью злоупотребляли студенты, отчего почти никогда у него не оставалось для употребления порционного чая и сахара, которыми беспрепятственно пользовались товарищи.

При переходе на второй курс Академии, во время летних каникул, Николай вместе с матерью и младшим братом Мишей, впоследствии архимандритом Сергием, гостил у своей старшей сестры Вари, бывшей замужем за начальником железнодорожной станции Политово. Однажды Николай лежал на опушке леса и любовался небом. Вдруг к нему прибежал брат Миша и испуганно сообщил, что Варя умирает. У нее пошла носом кровь. Один большой таз наполнился кровью и наполняется второй, а она лежит, как мертвая. Когда Николай прибежал домой, мать, заливаясь слезами, сказала ему: "Вся надежда на твои молитвы. До городов с нашей станции очень далеко и невозможно вызвать вскорости доктора".

Николай подошел к Варе с молитвою и перекрестил ее. В тот же миг кровотечение совершенно прекратилось. Так Господь явил Свою великую милость через крестное знамение. Владыка любил вспоминать этот случай с великою благодарностью к Богу.

В свою бытность в Академии Николай несколько раз посещал о. Иоанна Кронштадтского и впоследствии с благоговением рассказывал об этом. Особенно знаменательно было его последнее посещение, весною 1907 года, когда он со своим другом - студентом Виктором Раевым присутствовал на богослужении о. Иоанна в Андреевском Кронштадтском соборе.

В своих воспоминаниях об этом посещении Владыка рассказывал: "Прощаясь с нами, о. Иоанн сначала благословил Витю Раева, а затем меня. Витя, обойдя Престол, направился уже к арке для выхода в центральный алтарь, а я подошел к Горнему месту за Престолом алтаря. Вдруг о. Иоанн как молния бросился ко мне. Я остановился на Горнем месте. Батюшка возложил на мою голову крестообразно руки, поднял очи свои к небу и трогательным голосом произнес: "Да почиет над Вами благословение Божие". Я тут же почувствовал, будто огненная искра ниспала на мою голову и прошла до пят. Особенная великая радость наполнила мое сердце и все мое существо. Я стал как бы опьяненным и начал шататься, боясь чтобы не упасть. Весь этот день я испытывал благодатную, особенную радость, чувствуя себя окрыленным и как бы носился в воздухе".

Когда Николай Соболев перешел на четвертый курс Академии, то инспектор, архимандрит Феофан, поставил вопрос ребром - будет ли он монахом? Николай, считая себя по смирению недостойным монашеского подвига, очень мучился этим вопросом, не зная, какова воля Божия о нем. За разрешением своего недоумения он обратился письменно к о.Иоанну Кронштадтскому, но тот ничего не ответил на его письмо. Он спросил о том же старца Анатолия Оптинского (Потапова), на старец написал ему, что заочно не может дать ответа на вопрос. Когда Николай получил письмо о.Анатолия Оптинского, то заскорбел еще больше, ибо ниоткуда не мог получить прямого ответа на свой вопрос, который указал бы ему волю Божию.

В это время он читал житие св.Серафима Саровского - раскрытая книга лежала у него на столе. В грустном раздумье Николай стал ходить по комнате. Но вдруг его озарила мысль: "Какой же я неверующий! Ведь св. Серафим Саровский и сейчас жив. Он у престола Св. Троицы. Он и сейчас может разрешить все недоумения и вопросы, если мы с верою будем обращаться к нему в своих молитвах. Подойду я сейчас к столу, на котором лежит книга с жизнеописанием св. Серафима Саровского. Обращусь к нему, как к живому, упаду на колени, буду умолять его решить мой жизненный вопрос: жениться ли мне и быть священником, или же принять монашество?"

Так Николай и сделал. Положил земной поклон, с молитвой раскрыл книгу и прочел то место, которое ему попалось. Вот что было там написано: "В 1830 году один послушник Глинской пустыни, чрезвычайно колебавшийся в вопросе о своем призвании, нарочно прибыл в Саров, чтобы спросить совета у о. Серафима. Упав в ноги преподобному, он молил его разрешить мучивший его жизненный вопрос: "Есть ли воля Божия поступить ему и брату его Николаю в монастырь?" - старец отвечал послушнику: "Сам спасайся и брата своего спасай". Эти слова прп. Серафима Саровского Николай принял как дивное откровение Бога о необходимости для него принять монашество, что отвечало его глубокому сердечному желанию. С этого момента он начал думать, что монашество не только его собственный жизненный путь, заповеданный ему Богом, но и путь его родного брата Миши.

Когда наступило время пострижения Николая Соболева в монашество, его спросили, какое имя он желает получить при постриге. Он сказал, что, так как монах должен с самого начала отречься от своей воли, то он согласен принять всякое имя, какое ему дадут. "Ну, смотрите, - сказал ему инспектор архимандрит Феофан, - как бы Вам не тягостно было, когда получите некрасивое имя". Впоследствии выяснилось, что Николаю было решено дать имя Досифей.

Но случилось иначе. Ректор Академии, епископ Сергий, который должен был постригать его, накануне пострижения уехал ужинать к старосте академического храма - купцу Рубахину. Две юные дочери Рубахина стали расспрашивать ректора, какое имя даст он новому монаху, и, услыхав, что имя будет Досифей, стали очень настойчиво упрашивать его выбрать не только другое, но и самое хорошее имя.

Возвращаясь в карете домой, епископ Сергий вспомнил, что в бытность свою ректором Петербургской Духовной семинарии, когда был на открытии мощей св. Серафима Саровского, то дал обет сему угоднику Божиему: если он сделается ректором Петербургской Духовной Академии, то первого студента, которого он будет постригать, вручит его небесному руководству с наречением сего студента Серафимом. Вот почему он решил назвать Николая этим именем в честь великого Саровского угодника Божия. Когда во время пострижения Николай услыхал: "Брат наш Серафим постригает волосы главы своей", то вздрогнул от изумления и преисполнился великою любовью и благодарностью к прп. Серафиму, подумав: "Он не только открыл мне волю Божию быть монахом, но ему угодно было взять меня под свое благодатное руководство".

Приняв монашество, новопостриженный монах Серафим предался подвигу строгого поста и непрестанной молитвы. Так, со дня пострижения и до самой смерти Владыка не вкушал мяса. Он кроме того в продолжение многих лет вкушал пищу только один раз в день. Закончив Академию магистрантом, в разряде лучших студентов, о. Серафим был вскоре назначен преподавателем Пастырского училища в г. Житомире вместе со своим другом Витей Раевым, принявшим по любви к нему монашество с именем Иоанна. Начальник Пастырского училища, уже пожилой человек, проникся глубоким уважением к молодому двадцатисемилетнему иеромонаху Серафиму и называл его с любовью своим "аввочкой" ("авва" по-сирийски значит отец, т.е. духовный руководитель).

Когда иеромонах Иоанн, подражая в посте своему другу иеромонаху Серафиму, заболел чахоткой от истощения, то о. Серафим взял на себя его предметы, т. е. один преподавал по всем предметам в Пастырском училище. Этот непосильный труд, а также плеврит, полученный им, совершенно подорвали его здоровье, и иеромонах Серафим по его прошению был переведен на другую службу. Его назначили на должность помощника смотрителя Духовного училища в Калугу.

Там о. Серафима очень полюбили воспитанники и особенно малыши первых классов, которым впервые приходилось оставлять родителей и которые заливались слезами от разлуки с матерями. О. Серафим любящим сердцем сразу угадал это великое детское горе и стал утешать детей. Каждый день, в свободные часы и особенно по праздникам, он приходил в младшие классы и занимал их душеспасительными беседами, главным образом из житий святых. Дети страшно привязались к доброму и ласковому начальнику, который так хорошо понимал их сердца. Он был их первым другом и судией, а также нежной матерью,

Когда в свободное время о. Серафим проходил по коридору, то из разных классов выбегали ученики, и каждый старался зазвать его в свой класс. "К нам, батюшка, к нам зайдите!" - перебивая друг друга, кричали они, и о. Серафим старался всех посетить и утешить своею беседою.

А когда через два с половиной года иеромонах Серафим был переведен в Кострому, то горе детей было неописуемо и безутешно. Они проливали горючие слезы. Некоторые из них отказались от еды в день его отъезда и беспрерывно приходили к нему прощаться, даже по несколько раз, причем о. Серафим дарил им на память в утешение иконки, крестики и другое, что было под рукой.

В бытность свою еще в Калуге, Владыка часто ездил в Оптину пустынь, где посещал старцев Анатолия, Варсонофия и Иосифа. О. Анатолий относился к нему с особенной любовью и был его духовником.

В 1910 году о. Серафим решил на Рождественские каникулы поехать к матери в г. Перемышль. Мать очень обрадовалась этому, но и озадачилась, чем будет кормить своего любимого сына, так как он не ел мяса, а рыбы в этом городке было невозможно найти зимою. Она же всегда беспокоилась о его слабом здоровье и очень хотела его подкормить. Со слезной молитвой она обратилась к святому Николаю Чудотворцу. Помолившись у его образа, она надела овчинный полушубок и вышла на улицу. Вскоре по другой стороне быстро прошел какой-то мужичок. "Кормилец, кормилец!" - позвала его мать. Мужичок подошел к ней. "Ты рыбак?" - спросила она его. "Да, рыбак. Ну и что с того?" "Да ко мне на днях приезжает сын мой, монах. Мяса он не ест, а только рыбу. Так ты пойди на реку и поймай рыбки для сына, я тебе сколько угодно заплачу". "Да разве теперь рыбу ловят, матушка? Сейчас вся рыба на дно ушла. Ведь 25 градусов мороза". Но мать продолжала настаивать, говоря: "Сын мой за тебя помолится Богу".

Мужичок согласился. Он пошел на реку Оку, около часа разбивал лед толщиною в аршин (70 см) и, перекрестившись и помолившись, как научила его мать, спустил в прорубь сетку, сказав: "Господи, ради отца Серафима, раба Твоего, пошли рыбу". Как только сетка опустилась в глубину, она забилась, и мужичок вытащил огромного серебряного леща и сейчас же отнес его матери. Обрадованная мать предложила ему деньги, но он наотрез отказался: "Что ты, матушка, ничего мне не надо. Ведь это чудесный лов. Скажи сыну твоему о. Серафиму, чтобы он помолился за раба Божия Петра". И ушел.

В 1911 году иеромонах Серафим был назначен в Кострому инспектором Духовной семинарии. Пробыв на этой должности один год, он получил новое высшее назначение ректора Воронежской Духовной семинарии. Эта семинария к моменту назначения о. Серафима в дисциплинарном отношении была в весьма расшатанном состоянии. Новый ректор положил много усилий, за год преобразил ее, и сделал, по свидетельству синодального инспектора, первой и лучшей в России.

Какие воспитательные методы употреблял о. Серафим, будучи ректором, лучше всего можно понять из следующего случая. В самом начале своего ректорства, беседуя со всеми семинаристами, он заметил, что распущенные ученики со всех сторон бесстрашно издевались над ним. Присутствующий тут же инспектор принес вечером ректору список озорников с предложением немедленно их исключить. О. Серафим оставил у себя список и сказал, что сам займется виновными. Он стал в свободное время вызывать их по одиночке к себе, ласково беседовал с ними, расспрашивал и уговаривал. В результате вызывал у них искренние слезы раскаяния и обещание исправиться. Так своею великою любовью, мудростью и безграничным терпением Владыка возродил и поправил всю семинарию, подняв ее на исключительную нравственную высоту.

В 1920 году 1 октября, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, в кафедральном соборе г. Симферополя архимандрит Серафим был удостоен рукоположения в сан епископа. Большим утешением для него было обстоятельство, что в этот момент в соборе находилась, по неведомым Божиим судьбам, великая русская святыня - чудотворная икона Божией матери "Знамения" Курско-Коренная.

Вскоре после этого Владыке пришлось со скорбью покинуть родину, и он оказался в Константинополе.

В августе 1921 года епископ Серафим был назначен управляющим русскими православными общинами в Болгарии. В своем пастырском подвиге Владыка осуществил то заветное желание, которое он высказал при наречении его во епископа, т.е. он до конца дней был проникнут любовью ко Спасителю и самоотверженным служением своим пасомым.

Живя в непрестанном духовном подвиге, Владыка от воздержания и тяжких жизненных условий разболелся туберкулезом. Однако, несмотря на свою тяжкую болезнь, с истинной пастырской ревностью заботился о своей обездоленной пастве. Совершая часто архиерейские служения, Владыка по три раза в неделю произносил проповеди, призывая к покаянию, к благодатной перемене жизни и к самой основной добродетели - христианскому смирению. Особенно замечательны были проповеди Владыки в Прощеное воскресенье, когда многие враждовавшие между собою долгие годы после призыва Владыки со слезами испрашивали друг у друга прощения.

Владыка окормлял не только свою софийскую паству. Он объезжал и другие русские приходы в провинции, где своим служением, проповедью, беседами разливал всюду любовь и утешение и оставлял надолго благодатный след в сердцах.

Как архипастырь, Владыка посещал также русские учебные заведения в Болгарии, а Пещерской Кресто-Воздвиженской гимназии был попечителем и принимал участие в изыскании средств для ее существования. До сих пор русские люди, уже пожилые, вспоминают, как Владыка посещал их школы, оказывал им отеческую любовь, утешал, лично исповедовал желающих. Вообще дни посещения высокого попечителя были праздниками для детей.

Живя в тяжелых материальных условиях и лишении, Владыка заботился также о бедных и больных русских людях. Одних устраивал бесплатно в больницу, других - в инвалидные дома, другим исходатайствовал пособия, иных просто подкармливал у себя дома, некоторых пристраивал в свой мужской монастырь. Не оставил без своей заботы Владыка и русских голодающих иноков на Афоне. Он создал комитет для сбора помощи им и в проповедях призывал прихожан жертвовать на это святое дело.

В 1934 году Владыка был возведен в сан Архиепископа.

В своей личной жизни Владыка нес тяжкий крест. Его родной брат архимандрит Сергий постоянно страдал тяжелыми, часто смертельными болезнями. Этот и другие тяжкие кресты, которые с великим терпением и смирением переносил Владыка, все больше и больше обогащали его добродетелями.

Кто не испытал на себе необыкновенной любви Владыки?! Приходящие к нему со скорбями уходили окрыленными от его ласки и сочувствия, с твердым упованием на милость Божию. И их вера не была посрамлена. Дерзновенная молитва Владыки ко Спасителю и Пречистой Божией Матери много раз была чудодейственной и даже возвращала к жизни безнадежных. Своей любовью Архиепископ Серафим покорял всех, даже своих недоброжелателей и гонителей.

Владыке был дан Господом также дар прозорливости. Это особенно ощущали на себе его духовные чада, некоторые из коих сохранили собственноручные записки о сем. Владыка поражал своей прозорливостью, которая проявлялась и на далеком расстоянии.

Будучи с юных лет духовно одаренным, своим личным подвигом в огненной борьбе со страстями Владыка сравнительно молодым епископом достиг большой духовной высоты. Ангельская чистота открыла возможность проникать в глубины духовного ведения и богословия. За свою чистоту Владыка получил от Господа дар усматривать самые тонкие отклонения от православной истины. Он следил за жизнью Православия и был как бы совестью ее. Где замечал он неправильность, бескомпромиссно изобличал ее, не боясь пострадать за истину. В результате появились бесценные богословские творения Архиепископа Серафима.

Самым большим трудом Владыки было опровержение ереси парижского богослова протоиерея Сергия Булгакова, за который в 1937 году Владыка был удостоен звания магистра богословия. Владыка спешил к определенному сроку окончить этот огромный труд, но простудился, заболел и у него поднялась высокая температура. Тогда он взмолился Божией Матери, к молитвенному заступлению Которой он всю жизнь прибегал, прося Ее, если Ей угоден его труд, чтобы Она исцелила его. И что же? Температура Владыки упала до 36,6 градусов, и он успел к сроку закончить свой труд.

В своих богословских трудах Владыка излил всю свою любовь к Спасителю. Владыка говорил: "Мои книги - это моя кровь". И действительно, он полагал душу свою за Христа в борьбе с еретиками, не щадя ни сил, ни расстроенного здоровья. Владыка постоянно писал и по ночам. Об этом тревожился его брат архимандрит Сергий, также и я, имея в виду его слабое здоровье. Зная это, Владыка писал украдкой. Ложился вечером спать, и, когда все засыпали, вставал и продолжал писать. В защите истины видел Владыка свое призвание до самой своей кончины. За этот великий подвиг Господь явно увенчал Владыку, знаменательно определив ему день кончины в то время, когда св. Церковь празднует торжество Православия и его поборников.

В заключение скажу, что перед самою кончиною Владыка говорил своим духовным детям: "Если буду иметь дерзновение Перед Господом, не оставлю вас". А одному своему духовному сыну - монаху, плакавшему в ночь после погребения, Владыка явился во сне и сказал: "Что ты плачешь, ведь я не умер, я жив!"

И мы верим, что в райских селениях, "идеже eси праведниц упокояются", он молится за нас, и, как к живому, мы можем обращаться к нему со своими скорбями, и он всегда нас услышит и всегда нам поможет. Я опять позволю себе напомнить слова, вылившиеся из любящего сердца нашего Владыки, положившего душу свою за паству, данную ему Богом: "Я вам не только отец, но и родная мать".

Сохраним эти утешительные слова нашего незабвенного архипастыря в своих сердцах навеки. Аминь".

13(26) февраля 1951 г. София (Болгария)

По материалам сайта pravoslavie.ru