Жизнь в Толшевском монастыре. - Переход в Задонский монастырь и борьба с духом уныния. - Подвиги иноческие. - Любовь к трудам.

Преосвященный Тихон избрал сначала для своего пребывания в Воронежской епархии заштатный Толшевский монастырь. Сия обитель, основанная в XVII веке, находится от Воронежа в 40 верстах к северо-востоку. Она расположена вдали от селений, отовсюду была окружена лесами, тогда почти непроходимыми; с восточной стороны ее протекает река Усмань. В это уединенное убежище удалился Тихон. Он надеялся здесь в свободе от дел, на чистом воздухе и при телесных трудах получить облегчение в своих немощах. Наступившие весну и лето он провел по-видимому с пользой, но осенью вредные испарения от окружающих болот, от самой густоты леса и от иловатой реки Усмани стали действовать вредно на его здоровье. К тому же настоятель сей обители заражен был расколом и роптал на водворение у себя пастыря, который усердно хотел обратить его. Посему святитель Тихон принужден был в следующем 1769 г. оставить сей монастырь. Он перешел в Задонский монастырь, расположенный на открытой полугоре близ реки Дон, в 90 верстах от Воронежа. Близ этой обители тогда было только небольшое селение, под названием слободы Тешевки, уже в 1772 г. переименованной в уездный город Задонск.

Два раза после, в 1771 г. и 1776 г., посещал он Толшевский монастырь и неоднократно говаривал: "Вот здесь на монастырь походит, самая монашеская и уединенная жизнь. Ах, когда бы не вода здесь гнилая, тогда я никогда и не подумал бы жить в другом монастыре". Он был как-то покойнее и веселее в Толшевском монастыре. Всякий день ходил в церковь, пел и читал на клиросе, ходил на трапезу с монахами, что он не делал в Задонском монастыре. Ночью ходил около церкви и перед всеми дверями совершал коленопреклонные молитвы, с горячими слезами читал Слава в вышних Богу или псалмы; долее останавливался перед западными дверями, где стоял иногда по получасу.

Климат Задонского монастыря был несравненно полезнее для здоровья Преосвященного Тихона. В Великий пост 1769 г. перешел он в сию обитель. Келия, где поместился святитель Тихон, была каменная, двухэтажная, нештукатуренная, но обеленная, прилегавшая с правой стороны к колокольне; она находилась на месте нынешних монастырских ворот [13]. Всю весну и лето занимался в саду монастырскими работами, от которых начал чувствовать уменьшение своих болезненных припадков, но при облегчении немощей телесных он почувствовал бремя скорби в душе своей. По мере возвращения здоровья, пламенная и деятельная душа его начинала тяготиться покоем и бездействием. Он скорбел о том, что мало потрудился для Церкви и желал снова подъять бремя монастыр¬ского служения, под которым, как ему казалось, он ослабел слишком скоро и оставил много добрых намерений неисполненными, много добрых начинаний неоконченными; его смущало и то, что даром получает он пенсию. В этой грусти он признавался многим, к нему приезжавшим, и даже писал к первенствовавшему тогда в Синоде архиепископу Гавриилу. Гавриил предлагал ему Валдайский Иверский монастырь для жительства или какой-либо другой, с полным управлением оным. Тихон некоторое время склонялся на это предложение и уже приготовил просьбу о переводе его. Целый год боролся он с этими мыслями и всегда был очень скучен; иногда целые сутки не выходил из келии, запершись в ней. Живущие при нем слышали только голос его молитв или быстрые шаги по комнате. Но привыкнув не подчиняться своим мыслям и желаниям, а всего себя со всеми мыслями и желаниями подчинять воле Божией, он поставил свое душевное волнение наряду со всеми теми волнениями в мире и в душе человеческой, которые уносятся всеуносящим потоком времени, как сор водою. Однажды он лежал, обуреваемый своими мыслями, но вдруг, встав, сказал: "Хоть умру, но не поеду отсюда!" И с этого времени стал покойнее духом. В своих писаниях святитель Тихон оставил изображение своего волнения и своего успокоения: "Был я младенец,- писал он,- и миновало то. Был я отрок - и то прошло. Был я юноша, и то отошло от меня. Был я муж совершенный и крепкий - минуло и то. Ныне седеют власы мои, и от старости изнемогаю; но и то проходит, и к концу приближаюсь, и пойду в путь всея земли... Был я здоров и болен, и паки болен - и прошло то. Был я в благополучии и неблагополучии - прошло время, и со временем все миновало.. Где то время, в которое счастлив я был, в которое был здоров, весел, радостен, хвалим, почитаем? Прошло время, прошло и все с ним счастье мое и утешение мое. Где то время, когда я был несчастлив, был болен, печален, скорбен, хулим и поносим, укоряем и ругаем? Прошли те дни, прошло и то все несчастье мое. Пройдет и все, что ныне в сем времени случается, яко все с преходящим временем проходит" [14]. Среди своего колебания он искал, по-видимому, какого-либо указания Промысла и нашел его в слове простого старца. Был в Задонском монастыре монах Аарон, которого святитель Тихон уважал за его строгую и воздержную подвижническую жизнь. Однажды келейник Преосвященного Тихона, встретив Аарона у ворот монастырских, сказал ему, что Преосвященный имеет непременное намерение выехать отсюда в Новгородскую епархию. Аарон сказал на это: "Божия Матерь не велит ему выезжать отсюда". Когда келейник передал эти слова Тихону, святитель сказал: "Но я и не поеду отсюда",- и разорвал приготовленную уже просьбу.

Успокоившись в своих мыслях решимостью остаться навсегда в Задонском монастыре, святитель Тихон нашел для себя возможность, и не занимая кафедры, служить Церкви Православной и ближним. Его дух, горевший благочестием, ум, обогащенный сведениями, и сердце, одушевленное стремлением ко всему доброму и к пользе ближних, давали ему сию возможность. После строгого уединения, в какое он сперва заключал себя, начал он чаще появляться, сделался снисходительнее ко всем окружающим.

Со всей строгостью предался он подвигам иноческой жизни. Продал все, что казалось ему излишним при его жизни на покое, - все свое лучшее платье, перину с подушками и единственные карманные серебряные часы, оставив одни стенные часы с кукушкой. Вместо перины употреблял он тюфяк из ковра, набитый соломой, и две подушки. Одеяла он не имел; вместо одеяла служила ему шуба, покрытая китайкою. Подпоясывался он ременным поясом; ряса у него была одна камлотовая. Обувался он в коты и толстые шерстяные чулки, которые подвязывал ремнями. Две зимы ходил в лаптях, но только в келии и приговаривал: "Вот как покойно ногам ходить в лаптях". Когда же ему нужно было идти к обедне или принимать гостей, то он снимал лапти и обувался в коты. Четки у него были простые, ременные. Не было у него ни сундука, ни мешка, но только кожаная сумка, и та ветхая. Когда случалось ему куда ехать, он брал ее с собой и клал в нее книги и гребень. Вот весь наряд его и украшения. Преосвященный Тихон III подарил ему шелковую штофную рясу. Долго отказывался от нее Задонский святитель, и принял только после убедительной просьбы. Он надевал ее, выходя в церковь. Когда келейник, по приходе его из церкви, станет бережно снимать с него и складывать шелковую рясу, то святитель, бросив ее на пол, говорил: "Это бредня, братец, давай на стол скорее, я есть хочу". Он боялся привязаться к какой-либо временной вещи. В келии его не было никакого убранства, кроме изображения страстей Спасителя. В баню с 1771 г. по самую кончину свою не ходил, изредка только сам мыл себе голову, не позволял себе прислуживать при одевании и раздевании. Только когда не в силах был уже, принимал услуги. Вместо курений благовонных любил запах дегтя. Скажет иногда келейнику: "Или ты не чувствуешь, что в келии смрад". "Не чувствую",- скажет келейник. "Возьми, братец, дегтю и влей на пол". В минуты искушений и движения страстей, он, повергаясь крестообразно в затворенной келии, со слезами молил Господа об избавлении от искушений. С ним бывали и такие случаи из жития святых, когда опасности от огня нечистых внутренних движений предотвращались испытанием на теле мучительно жгучей силы вещественного огня, напоминающей искушаемому мучения в вечном огне.

Святитель Тихон всегда имел обычай проводить ночи в бдении и ложиться только на рассвете. Подкрепляясь не более, чем четырехчасовым сном, он утро проводил в молитве. Ходил почти к каждой службе церковной, а особенно в праздники. На ранней литургии в простые дни, когда немного было народу, становился на правый или на левый клирос, читал сам и пел благоговейно, чаще Киевским напевом; слезы нередко прерывали его пение; в прочие дни стоял в алтаре. "Пойте Богу нашему, пойте разумно",- говаривал он, убеждая к благоговейному служению. Погруженный в размышление о любви Божией к роду человеческому, об искуплении его непостижимым таинством воплощения Сына Божия, о страдании Его и таинстве Евхаристии, святитель Тихон иногда предавался такому плачу, что слышны были громкие рыдания. Когда замечал он, что во время призывания Святого Духа священником на Святые Дары люди, стоящие в храме, не молятся во время пения: Тебе поем, он делал выговор, побуждал всех к должной молитве и молению. Неупустительно наблюдал он также, чтобы в праздники были произносимы изданные от Синода поучения, и своими замечаниями принуждал к сему настоятеля. В первые годы, в царские дни, облачась в архиерейскую мантию с омофором, выходил на молебствие, а в первый день Пасхи и Рождества Христова служивал утреню. Преемник Преосвященного Тихона Тихон II спрашивал Святейший Синод: дозволять ли уволенному епископу, если он пожелает, священнодействовать? Святейший Синод (29 мая 1769 года) признал излишним даже вопрос о сем, так как Тихон по собственному прошению уволен от должности, и приказал не только не препятствовать в священнослужении, но даже снабдить необходимой для служения ризницей. Но в следующие годы святитель сам перестал служить, а только в облачении часто причащался Святых Таин в алтаре, пред престолом. Если же в церкви не было его мантии или некому было облачить его, то надевал на себя священнические ризы и, стоя на орлеце, принимал Святые Тайны.

Во время обеда келейник всегда читал ему писания Ветхого Завета, особенно любил он книгу пророка Исаии. Иногда велит читать какую-нибудь главу, сам, положа ложку, начнет плакать. Почти всякий день, когда садился за стол, говорил: "Слава Богу! Вот какая хорошая у меня пища, а собратья мои: иной бедный в темнице сидит, иной без соли ест - горе мне, окаянному". Но трапеза его всегда была очень умеренная, даже скудная. После обеда он имел обычай около часа отдыхать. После отдыха читал жития святых и писания святых отцов. В летнее время он после отдыха прохаживался в монастырском саду и за монастырем, но никуда не выходил и не выезжал без Псалтиря малого формата, который носил за пазухой. Дорогой он читал Псалтирь, иногда и вслух, или заставлял читать келейника, если был с ним, и, останавливаясь на иных текстах, объяснял их. Все псалмы с молитвословиями он знал наизусть, и стоя, и ходя вне келии, читал псалмы.

Во время уединенных прогулок он любил погружаться в молитву и духовные созерцания; потому удалялся один в сад или за монастырь для прогулки и приказывал, в случае надобности, подходя к нему, покашлять. Так и делал келейник. Однажды, подходя к святителю, келейник много раз кашлял, но Тихон ничего не слышал. Он стоял на коленях, обратясь лицом на восток, подняв руки к небу. Подойдя ближе, келейник сказал: "Ваше Преосвященство!" Тихон вздрогнул и так испугался, что пот показался на нем. "Я тебе говорил, чтобы ты покашлял", - сказал он келейнику. "Я так делал", - отвечал тот. - "Ну, я не слыхал".

Нередко он занимался в саду копанием гряд, по временам сам рубил дрова. Прикажет келейнику: "Наточи топор хорошенько и рукавицы свои принеси, я дров порублю на печку свою, авось либо поразобью кровь свою, может быть, и поздоровее буду". Однажды, ходя за монастырем, он нашел колоду, из которой дров воза два или более могло быть. "Возьми топор,- сказал келейнику,- пойдем и раздробим ее, а то мы дрова покупаем". И в одной рубашке принялся колоть; умучившись, послал себе принести квасу из монастыря. Вообще он никогда не был в праздности и ничем так не огорчался, как если заставал своих келейных без дела. Тогда он наказывал их стоянием на коленях с молитвой к Богу. Часто говаривал он: "Кто живет в праздности, тот непрестанно грешит". Он указывал на Всеведущего и Вездесущего Бога, Который зрит наши действия и перед Которым мы всегда со страхом и благоговением должны ходить.

Три лета у святителя была от г.г. Бехтеевых лошадь и одноколка. Иногда после обеда уезжал он в поле и в лес в сопровождении келейника. В продолжение езды обыкновенно или объяснял какое?либо место из Писания, или брал темой назидания какой-либо предмет, встречающийся на пути. Путь его чаще направлялся вверх по реке Дон, по дороге, так называемой, патриаршеской. В полуторе версты от Задонска на север, среди густого леса, была поляна с родником чистой, свежей воды. Сюда часто ездил святитель Тихон; своими руками обделал колодец, и среди тишины предавался богомыслию. Не раз говаривал он своему келейнику Чеботареву: "Знаешь ли ты, Василий, какое здесь место? Здесь место святое и весьма приятное; как я приеду сюда, ощущаю живость. Это место утешает дух мой радостью, точно рай земной". Иногда возьмет косу и начнет косить траву для своего "старика" (лошадь у него была весьма старая). Случалось, что святитель приглашал на это место своих друзей и благодетелей и назидал их духовной беседой [15]. Святитель ездил по временам на другой колодезь, верстах в 3-х от Задонска [16]; напившись там воды, он возвращался в монастырь.

Иногда он уезжал в село Липовку, в 18 верстах от Задонска. Там был дом Бехтеевых, которые сами в нем не жили. Святитель проживал иногда здесь месяца два, имея при себе келейника и повара. В воскресные и праздничные дни ходил он в церковь к службе, а в простые дни сам в доме отправлял вечерню, утреню и часы, а келейник пел. Когда один из приятелей просил у него совета, где поселиться ему для уединенной и удобной к ученым занятиям жизни, он писал ему: "По моему мнению, нет тебе лучшего места, как Липовка. Там и особливая келия для тебя готова, и уединенное место, способное к чтению, размышлению, молитве и сочинению умного всякого дела; словом, по науке нашей место весьма выгодное. Там и мой племянник живет [17]. Можешь с ним временем тоску разгонять, и его разговором пользовать и себя, ибо qui docet, bis docetur (т. е. кто учит, вдвойне учится). А когда захочешь проездиться, то и в Ксизово можешь на сутки проездиться. Я бы, ей, там неисходно жил; так мне место оное нравится! Но люди, potissimum inimici mei arriperint causam-calumnandi ibi viventem (т. е. особенно враги мои в этом находят повод к клевете на меня, когда я там живу). Сего ради в монастырь себя заключил, и чуть ли куда без крайней нужды выеду". Душа святителя постоянно жаждала большей тишины и более глубокого уединения. Он часто говаривал: "Если бы можно было, я бы и сей сан с себя сложил и не только сан, но и клобук и рясу снял бы с себя и сказал о себе, что я простой мужик и пошел бы в самый пустынный монастырь и употребил бы себя на работу, как-то: дрова рубить, воду носить, муку сеять, хлеб печь и подобное. Но та беда, что у нас в России нельзя сего сделать". Часто мыслью своей он переносился на Афон. "Там многие, - говаривал он,- братия наши епископы, оставив епархии, живут по монастырям в уединении". С приезжавшими с Афона иноками он любил беседовать о тамошней монашеской жизни и, прощаясь с ними, посылал низкий поклон отцам, живущим на Афоне, и просил их молитв о своем окаянстве.

Желая большего уединения для спокойствия, святитель твердо помнил, что истинного покоя нет в мире. "Во граде и между людьми живем?- пишет он к своему приятелю.- Соблазнами и злыми людьми беспокоимся. В пустыню и уединение вдаемся. Тут большие и множайшие от сатаны и от помыслов беспокойствия. И так мир сей, как море, всегда колеблет нас и беспокойствует. Ежели какой в мире сем покой есть, то он в единой чистой совести и терпении состоит. Сия есть гавань нам, на море мира сего плавающим... Но истинный, всегдашний и безмятежный покой хранится нам в вечном животе; почему и называется в Писании покоем (Евр. 14. 11), чего и себе и тебе желаю. Тихон беспокойный" [18].

К этому вечному покою стремилась душа святителя, трудными подвигами внутреннего бдения достигая возможного спокойствия в сей жизни. Его пылкий, живой, впечатлительный характер требовал с его стороны долгой борьбы с самим собой, чтобы внешние огорчения не возмущали его покоя. В первое время своего пребывания в Задонском монастыре он был весьма строг до келейных и за малую погрешность и вину взыскивал; для заглаждения вины заставлял на коленях творить молитву. Некоторые из служащих оставляли его за строгость. Сознавая свою горячность, святитель усердно начал молиться Богу, чтобы он посетил его хотя какой-либо болезнью, дабы научить его кротости и смирению. Бдением над собой, при помощи благодати Божией, он приобрел такую кротость, что и за правильный выговор последнему келейнику, из простых мужичков, если замечал, что тот оскорбляется, кланялся, доставая рукой до земли и просил прощения. Живя в Задонском монастыре, свт. Тихон нередко терпел оскорбления от настоятеля монастыря, от братии, расстроенной по жизни, и от служителей. Иногда доходило до слуха святителя, что настоятель в светских домах невыгодно отзывается о нем, иногда братия и даже служители смеялись над ним, когда он ходил по монастырю. Все эти оскорбления он переносил великодушно и старался платить за них благодеяниями. Когда услышит, что настоятель отзывается о нем нехорошо, скажет келейнику: "Возьми голову сахару - отнеси, или виноградного вина, или еще чего, может быть, у него нет". Если и братия, оскорблявшие его, делались больны, то он в день по два и по три раза навещал, утешал, ободрял, кормил и поил их. Служителям монастырским, смеявшимся над ним, помогал в их домашних нуждах хлебом и деньгами.

Вместо того, чтобы гневаться на клеветников и поносителей, он горько плакал об них, жалея их, и виновником их действия называл диавола. Когда хуливший его в раскаянии попросит у него прощения, он обнимал его с радостными слезами и целуя прощал от сердца, полного любви. Часто своей сладкой беседой, после такого примирения, он из врагов делал себе самых преданных друзей. Его простая, прямая душа не могла сближаться только с теми, в ком он замечал чрезмерную лживость и легкомыслие. В 1775 году пришел к свт. Тихону, оставив жену и детей, один капитан, высказывая желание иноческой жизни. Свт. Тихон принял его в свою келию, как мужа благочестивого. Около года капитан жил при нем, разделяя почти ежедневно его трапезу. К концу года капитан выпросился навестить родных, а между тем, составив письма от лица святого Тихона на имя его друзей и благодетелей, подписался под его руку. В письмах этих Тихон будто бы испрашивает у них пособия по причине скудости пенсии. Тихона известили о сборе, который делается от его имени, и виновный, узнав, что его обман открыт, письменно просил у Тихона прощения и позволения лично явиться для оправдания. Свт. Тихон простил его, но, отвращаясь лжи и обмана, не хотел видеть его. "Хотел ты ко мне явиться,- писал к нему свт. Тихон,- а с каким духом неизвестно. Бог сердце твое знает. Я тебя не допустил не без причины. Человек единожды обманул - и впредь ему не верят... Я тебе все оставляю, что ты мне ни сделал, и всего тебе желаю, чего и себе. Буди убо мене ради покоен и мирен; только сам себе не оставь. Разумей, что пишу... Чем человек более веет веревку, тем должайшая бывает; и чем более на себя налагает, тем тягчайшее бремя делается; и чем более в сеть запутывается, тем с большим трудом оттуда освобождается; и чем более очерняется, тем с большим трудом измывается. Знаешь, что пишу. Полно уже вить веревку, но пора прервать; полно уже обременять себя, но пора свергать бремя, полно уже запутываться в сеть, но пора уже расторгнуть сеть и освободиться; полно уже более очерняться, но пора уже измываться. Бог во всем помощник; ты только востани, и Бог подымет тя; начни, и Бог поможет тебе; ободрись, и Бог укрепит тебя; пробудись, и Христос просветит тя; вступи на путь благочестивых, и Христос поведет тя" [19]. Таким образом, у святителя для человека, самым бессовестным поступком оскорбившего его доверенность и расположение, первым словом было прощение, желание ему внутреннего мира и воззвание к покаянию, с обещанием полной милости Божией.

Внутреннему миру святителя много способствовало то, что он не любил слушать клеветы и злоречия. Сильными замечаниями останавливал он речи осуждения и злословия, невзирая на лицо говорившее, хотя бы то были самые близкие и уважаемые им люди, и просил, чтобы никогда впредь при нем не говорили худо о других. Он не дозволял при себе осуждать начальника монастыря и братию, прилагая все попечение, чтобы между живущими были мир и любовь. Когда в монастыре случалась ссора между братьями, он призывал ссорящихся к себе в келию и всеми силами убеждал к миру, иногда посылал к ним своего келейника и примирившихся призывал к себе, угощал чаем или обедом.

Терпеливый к поношению и злословию, свт. Тихон не терпел лести и похвалы себе. Однажды любимый им архимандрит Самсон, будучи один у него в келии, стал хвалить его богоугодную жизнь и прибавил, что по смерти он прославится нетлением. Святитель глубоко огорчился этими словами и сказал ему: "Дух-искуситель говорит устами твоими; праведный Лазарь, друг Христов, и тот смердел четыре дня после смерти". Постоянно внимательный к себе, он тонко обсуждал даже добрые свои мысли и других приучал к вниманию к себе. Редко он улыбался, и если улыбнется, то скажет: "Господи! Прости, согрешил я, окаянный, пред Тобою". Празднословия он остерегался; разговоры его были о вечной муке, о блаженстве, о христианской добродетели. Мало и редко говорил он о светских делах, разве только о военных действиях. В разговоре всегда приводил в доказательство тексты из Св. Писания, указывая, в какой главе и в какой книге текст. Очищенная богоугодными мыслями и святой жизнью память его верно хранила все Священное Писание Ветхого и Нового Завета.

По естественной наклонности своей к нервным болезням и, конечно, вследствие искушений, которые испытывать избранным своим попускает Господь, свт. Тихон нередко подвергался тоске. Он обращался иногда для утешения к рясофорному монаху Феофану, который жил при его келии. Это был семидесятилетний старец, неграмотный поселянин, большей частью занимавшийся плетением лаптей. Свт. Тихон любил его за его простосердечие и за то, что он никогда не бывал празднен. Он редко обедал без него. Со святителем Феофан обращался как с простым поселянином и звал его: "Бачка!" Но простыми словами своими он умел утешать святителя так, что Тихон говорил: "Феофан - утеха моя!" Часто говорил Феофану святитель: "Феофан! Пора, пора в отечество! Мне уже истинно наскучила жизнь сия. Рад бы и теперь умереть, только бы не лишиться вечного блаженства. Бедные и окаянные мы! Теперь избранные Божии радуются и веселятся и в бесконечные веки будут радоваться, а мы, странники и пришельцы в маловременной сей жизни, бедствуем и волнуемся. Туда, Феофан, надобно нам всегда мысленно стремиться, чтобы не лишиться быть с ними участниками оного блаженства. Пусть, Феофан, мир мирское и любит, а мы непременно всегда будем стараться стремиться горнее доставать".

Но истинным другом святителя Тихона, поверенным его мыслей и советником, был в Задонском монастыре схимонах Митрофан, старец хотя простой и неученый, но отличавшийся строгой жизнью и ревностью по христианским добродетелям. Тихон узнал и полюбил его, будучи еще епархиальным архиереем. Тогда Митрофан был еще монах Матфей. Святитель поручал ему исполнение некоторых человеколюбивых дел. Еще в 1765 году он поручал его руководству одного послушника из купцов: "Прими к себе в жительство,- писал к нему Тихон,- новопришедшую овцу Христову. Наставляйте друг друга и созидайте духовно, и о мне грешном Господу Богу молитесь обще. А ты подвизайся о Господе, не поддавайся соблазнам, страсти Христовы поминай и страшный суд, прочитывай книги и уразумеешь лучше путь Господень, по которому дойдешь до вечного живота". Во время болезни, в апреле 1767 года, он вызывал Матфея к себе, чтобы повидаться, "пока с миром сим не распрощаюсь, понеже крайне слаб". Когда в городе Ливнах пожар в 1769 г. сделал сильное опустошение, свт. Тихон послал Митрофану 150 рублей, чтобы он раздал погоревшим, строго запретив ему говорить, от кого идут деньги; ему же поручил раздать деньги, вырученные за перину.

Поселясь в Толшевском монастыре, святитель Тихон писал к Митрофану: "Любезный о Христе брат! Поселился я в Толшеве, разлучились мы с тобой, быть так, не скорби. Дух мой всегда с вами соединен. Да даст милостивый Господь быть едино в обителях Отца Небесного... Где ни быть, от козней сатанинских не уйти; едина Христова благодать спасает. Буди слава и благодарение Его к нам, недостойным и окаянным, неизреченному благоутробию, во веки веков". И в другом письме пишет: "Не скорби, что я отлучился от вас, дух мой всегда с вами неотлучно, и я сие, ей-ей, правду говорю, не лгу. Терпи, терпи, на то шел в монахи, то обещал при пострижении. Вот скоро, вот придет и не закоснит, и всему будет конец, и претерпевый до конца, той спасется". Переселившись в Задонск, свт. Тихон часто утешался духовной беседой с Митрофаном [20].

Подвизаясь над внутренним очищением себя подвигами самоотвержения, изыскивая себе советов и указаний у людей опытных в духовной жизни, святитель Тихон тем с большим усердием и горячностью обращался к Единому Целителю немощей душевных, Источнику духовного света и жизни. Часто свт. Тихон проводил целые ночи без сна в богомыслии и молитве. Иногда глубоко проникнутый чувством сокрушения, он громогласно взывал, простершись ниц: "Господи, помилуй! Господи, пощади! Кормилец, помилуй! Потерпи, благость наша, грехам нашим! Услыши, Господи, и не погуби нас со беззаконьями нашими!" и головой ударялся о пол. При молитве и богомыслии он имел обильный дар слез. Молитвенные вопли своей покаянной, смиренной души свт. Тихон изложил в особом, им составленном, покаянном каноне, который, конечно, часто повторялся в его ночных молитвах. Так в нем молится свт. Тихон, большей частью словами различных церковных песен, выражающих покаянное чувство, которые он выбрал для своего канона:

"К Тебе прибегаю, Иисусе Сыне Божий, мене ради окаянного рабий зрак приемый, предстательством бесплотных Твоих, помилуй мя.

К Тебе припадаю, Избавитель мой, молитвами Предтечи Твоего и всех Твоих святых пророков и праотцев, помилуй мя.

К Тебе воздыхаю, Человеколюбче, грешников едино прибежище и надежда, спасе всех, моленьями учеников Твоих, Тебе Спаса нам проповедавших, помилуй мя.

К Тебе воздею руце мои, пострадавый за грешников Сыне Божий, молитвами мучеников Твоих, кровь свою Тебе ради излиявших, помилуй мя (песнь 9-я)".

Нередко в полночь выходил в переднюю келию, пел тихо и умилительно Псалмы. Когда мысли его были мрачны, то он пел: Благо ми, яко смирил мя еси (Пс. 118,71). Когда же был в светлом расположении духа, то пел 148 псалом и другие утешительные. Он любил по ночам ходить вокруг церкви, погруженный в богомыслие. Однажды, остановясь пред алтарем, он пламенно молился: "Господи! Покажи мне благая, уготованная любящим Тебя". И вот, как бы отверзлось небо, воссиял свет, паче солнечного. Свт. Тихон пал от страха на землю и слышит глас: "Зри благая, уготованная любящим Бога". Он едва на коленях мог дойти до своей келии. В своих молитвенных подвигах святитель нередко был утешаем таинственными видениями. В 1778 году в тонком сне он увидел Богоматерь, сидящую на облаках, и около Нее стоящих святых апостолов Петра и Павла. Он, стоя перед ними на коленях, молил о продолжении милостей Божиих ко всему миру и услышал глас апостола Павла: "Егда рекут мир и утверждение, тогда найдет на них внезапно всегубительство". Тихон встал от страха в трепете и слезах. В 1779 году увидел опять во время тонкого сна Богоматерь, шествующую по воздуху, и около Нее стоящих на коленях четырех людей в белом одеянии. Святитель Тихон молился о некоем человеке, чтобы он не разлучался с ним и после смерти. Богоматерь изрекла Тихону: "Будет то, по молитве твоей".

Раз представилось свт. Тихону, будто он находится в церкви, и в ней увидел он двух святителей в облачении; один был в патриаршем. Из алтаря вышел архидиакон с хрустальным кадилом: прежде покадил архиепископа, потом патриарха, а после Тихона. Придя в себя, свт. Тихон вспомнил, что это день памяти патриарха Германа и архиепископа Епифания.

Однажды у Тихона болела голова; от жестокой боли он не мог ходить и лежал в постели. Вдруг он услышал над головой Ангельское пение, такое сладостное, что ум человеческий вообразить не может, и почувствовал облегчение; до конца жизни он не страдал после того головными болями.

В 1770 году, в то время, как святитель занимался сочинением книги "Об истинном христианстве", размышляя о страданиях Христа Спасителя, сидя на кровати, против которой на стене висели изображения: распятого на кресте Господа, снятие со креста и положение во гроб, - он имел замечательное видение. Ему виделось, что от изображения, как бы с Голгофы, с самого креста сходит к нему Господь, весь ураненный, изъязвленный и окровавленный. При этом видении, исполненный радости и вместе скорби, свт. Тихон простерся на полу, как бы у ног самого Спасителя, чтобы облобызать их, и громко воззвал: "Ты ли, Спаситель мой, ко мне идеши?" С этого времени он начал более углубляться в размышления о страданиях Господа и об искуплении рода человеческого.

Иногда святитель Тихон, сидя в своей келии, вдруг падал на колена, прижимал руки к сердцу, возводил очи горе - и лицо его просиявало особенной радостью и чистотою. И когда проходили такие состояния, долго еще оставался на лице его отсвет небесной радости; а его живое, радостное расположение духа и желание делиться своими чувствами с другими показывали, что душа святителя была полна восхищением и невольно открывалась, чтобы излить полноту духовного утешения.

Дары присущей в нем благодати обнаруживались иногда силой чудотворения и прозорливости. Один из его келейных жестоко заболел и ждал уже часа смерти. Приобщившись двукратно Святых Таин, он доведен был до келии свт. Тихона, чтобы принять последнее его святительское благословение. Припав со слезами к стопам святителя, просил его молитв о себе, чтобы Господь не оставил своей милостью, и прибавил при этом: "Владыко святый, хотя я совсем умираю, но ежели мои малые услуги для Вас потребны и моей душе спасительны, то верую, что Господь молитвы Ваши услышит и даст мне здоровье". Свт. Тихон отвечал: "Иди, и Бог тебя помилует". Больной скоро после сего совершенно выздоровел.

Келейник Иоанн описывает следующий случай прозорливости святителя Тихона. "В 1777 или 1778 году, в сентябре или октябре, Тихон, ходя по заднему крыльцу своих келий, будучи в богомыслии, пришел в мою келию, приказал мне в руки взять перо и бумагу, и я писал: такого-то года и числа великое было в С.-Петербурге наводнение и великая людям и домам многим гибель, что самое и сбылось; ибо по некотором времени он письмами о сем извещен был. Записка та затратилась о годе и числе".