Ваше Высокопреосвященство, дорогой Владыка, прошло десять лет с того дня, как Вы возглавили Воронежскую и Борисоглебскую епархию. На Ваш взгляд, каковы особенности нашей епархии, чего удалось достичь за это десятилетие и какие существенные задачи Вы считаете первоочередными в дальнейшем ее развитии?

Когда 7 мая 2003 года я был назначен управлять Воронежской и Борисоглебской епархией, то уже был наслышан, что воронежцы – верующий народ, преданный Церкви Христовой, и что воронежский край является одним из оплотов Православия в нашей стране. По прибытии на кафедру, мне довелось лично убедиться, насколько здесь живо и горячо народное стремление к Богу. На меня это произвело сильное и радостное впечатление. Можно многое рассказать об отношении воронежцев к вере, но в рамках нашей беседы ограничусь лишь некоторыми примерами.

Приехав в Воронеж, я столкнулся с практикой, которая, особенно в отношении всенощного бдения, была приспособлена скорее к условиям секулярной жизни, чем к требованиям богослужебного Устава. К примеру, стихиры вычитывались, а не пелись, многие части бо¬гослужения претерпевали сокращения. Меня удивило, что на всенощном бдении в храмах было совсем немно¬го прихожан: в Покровском кафедральном соборе едва ли набиралось 200 человек, а в других храмах еще мень¬ше. Когда я выразил свое недоумение и обеспокоенность, то встретил живой отклик у священнослужителей епархии, и вскоре мы совместными усилиями изменили ситуацию к лучшему. Таким же пониманием и сочувствием ответил верующий народ. Люди полюбили всенощное бдение, прониклись пониманием, что это неотъемлемая часть богослужебной церковной жизни. Скажу честно: первые впечатления заставили меня переживать – не будет ли пустовать новый большой кафедральный собор? Однако, слава Богу, когда Благовещенский собор был построен, произошло прямо противоположное тому, чего мы опасались. Теперь каждый может убедиться, как много молящихся приходит в собор – и это, большей частью, новые прихожане, так как посещаемость близлежащих храмов совсем не уменьшилась. Хотелось бы подчеркнуть, что сегодня людям нужны современные церковные здания, просторные и удобные для всех молящихся. Ведь в храм приходит множество людей в возрасте, болезненных, которым затруднительно находиться в тесной, душной церкви.

Стремление к живой и деятельной вере я почувствовал и в воспитанниках Воронежской Православной Духовной семинарии. Для меня было большой радостью, когда ребята-семинаристы стали обращаться ко мне с вопросами о практической духовной жизни. Это помогло мне увидеть и сформулировать главную задачу, стоящую перед нашей епархи¬ей: это развитие и усиление духовной жизни верующего народа, поскольку жизнь в Духе Христовом - это суть Православия. В этом нуждается епархия, этого ожидает от нас народ, это необходимая и святая цель нашего служения. Я благодарю Господа, что Он не лишил меня радости видеть ощутимые результаты нашей работы, которые теперь, спустя 10 лет, можно оценить.

Владыка, благодаря Вашим трудам социальное служение в нашей епархии является образцом для подражания. Какие, на Ваш взгляд, изменения произошли в организации социальной работы епархии за последнее десятилетие?

Мне неоднократно приходилось подробно говорить о социальном служении в епархии, поэтому здесь остановлюсь лишь на некоторых, но важных моментах. Нам удалось выстроить работу всех наших отделов, сделать ее плодотворной и поддерживать на должном уровне. В нашей епархии есть практически все отделы, аналогичные тем, которые организованы в Патриархии, при этом нам удалось избежать превращения их в простую бюрократическую кальку общецерковной системы. Вся епархиальная организация социального служения – это действительно работающая сила. Каждый отдел имеет свою программу, свой круг обязанностей и ответственности, своих сотрудников, как штатных, так и волонтеров. Их деятельность отнюдь не ограничивается пределами Воронежа, но пронизывает всю нашу епархию, охватывает приходы, которые становятся все более активными в делах благотворительности.

За время исполнения должности Председателя Синодального отдела по церковной благотворительности, у меня скопился определенный опыт в организации социальной работы: налажены рабочие связи с людьми, которые с готовностью откликаются на нужды Воронежской епархии. Таким образом, есть возможность проводить серьезную благотворительную работу, не только помогая тем, кто оказался в болезни или бедности, но поддерживая и государственные социальные учреждения. Оказываемая нами помощь разнообразна: медицинские материалы, одежда и обувь, продукты питания. Мы оказались способны помогать не только Воронежу и области: соседние епархии также включаются в эту деятельность. Конечно, нужен строгий учет, чтобы помощь поступала по назначению. Для тех, кто желает и способен работать ответственно, мы всегда открыты к сотрудничеству и готовы оказывать максимально возможную помощь. Государственные социальные учреждения видят в нас полноценных соработников, что я считаю достижением. Социальное служение нашей епархии по достоинству оценивается Святейшим Патриархом и на уровне Центрального Федерального округа является примером для подражания. Это трудная работа, но она угодна Богу.

Для верующего народа церковная жизнь – это, в первую очередь, жизнь прихода. Владыка, что удалось осуществить в развитии приходской жизни епархии?

Приход живет и развивается, если в его жизнь вовлечены все верующие – и миряне, и священнослужители; если между ними существует единомыслие. Когда я возглавил епархию, после бесед со священниками и их женами, я с огорчением понял, что существует очень большая дистанция между священником и его семьей в понимании того, чем живет Церковь. Семья священнослужителя зачастую была оторвана от действительной жизни прихода. Это отрицательно отражалось на всей приходской жизни. Было необходимо вовлечь в приходскую жизнь семьи священников, прежде всего – матушек. Не могу сказать, что осуществление этой задачи далось легко и просто. Потребовалась большая работа, большое терпение. Но, с Божией помощью, мы все-таки добились изменений к лучшему. Теперь матушки знают положение дел на своем приходе; знают, чем занимается их супруг-священник, осознанно и ответственно участвуют в жизни прихода и сами становятся инициаторами развития различных сторон приходской деятельности. Скажу откровенно: когда я встречаюсь только со священниками, то у нас, конечно, идет серьезный разговор, но не такой эмоциональный и оживленный, как когда я встречаюсь с матушками. В общении на традиционных собраниях, которые проводятся не реже двух раз в год, матушки чувствуют себя совершенно свободно, не робеют: у них появилось чувство, что архиерей – их доброжелатель. Спектр вопросов, которые их интересуют, очень широк: мы совместно обсуждаем все стороны жизни приходов. Благодаря такому общению, я отлично знаю, чем живут и как развиваются приходы, какие имеются проблемы, успехи и недостатки. Кроме того, женское служение дало нам возможность организовать заботу о бедно живущих семьях священников, особенно тех, которые по различным причинам остались без кормильца. Епархия поддерживает такие семьи, потому что мы нравственно ответственны за них. Конечно, мы не обладаем большими финансовыми средствами, но людям оказываем максимально возможное внимание, чтобы они не чувствовали себя брошенными и забытыми. Детям из нуждающихся семей помогаем, чтобы они устроились в жизни. Очень важно, что служение матушек вышло далеко за приходские и даже епархиальные рамки: они активно подключились к работе с детскими учреждениями, школами, организовывают помощь больным и пожилым людям. В целом служение матушек становится важной частью общего социального служения нашей епархии, о котором мы уже говорили. Такая работа чрезвычайно необходима, в ней – сила и действенность Церкви в современном мире.

Владыка, мы хорошо знаем, с какой любовью и внимательной заботой Вы относитесь к нашей семинарии и к судьбам ее воспитанников. Что изменилось в жизни духовной школы и как Вы оцениваете эти изменения?

Мне радостно видеть, что жизнь в семинарии существенно изменилась к лучшему. В сравнении с другими семинариями, учебный процесс в Воронежской духовной школе всегда был на высоком уровне. Это не означает, что в этой сфере не было проблем и трудностей. Возглавив епархию, я заметил, что лишь немногие выпускники принимали священный сан – семинария работала "вхолостую". Студенты выпускались, кто-то шел трудиться на приход, но многие устраивались на светскую работу и бывали потеряны для церковного служения. Обновленное руководство семинарии приложило серьезные усилия, чтобы переломить эту негативную тенденцию. Сегодня мы с удовлетворением видим, что большинство выпускников семинарии несут свое служение в Церкви.

Другая проблема, с которой я столкнулся, касалась трудоустройства выпускниц регентского отделения. Они были невостребованы на приходах, приходилось распределять их в приказном порядке. Чтобы изменить ситуацию, мы пошли по пути приведения в соответствие содержания образования, которое получали регенты, с непосредственными нуждами приходов. Как результат – сегодня существует реальная потребность в наших регентах-выпускницах и проблемы с их трудоустройством исчезли.

Существенно изменилась ситуация с иконописной школой при семинарии. Отмечу, что и здесь удалось достичь улучшений: увеличены сроки обучения иконописцев, привлечены опытные педагоги. Ребята стали знакомиться с оригиналами икон, посещать московские музеи, чтобы своими глазами увидеть лучшие образцы иконописи. Все это принесло зримые плоды. Сейчас у выпускников мы видим достойное качество работ, и они оказываются востребованными, получают приглашения от храмов и монастырей. Конечно, нас это радует.

Мне хотелось бы отметить, что в духовной школе больше стало преподавателей в священном сане. Стали возвращаться наши выпускники, которые окончили Духовные Академии в Санкт-Петербурге и Москве. Когда в 2003 году я возглавил епархию, в семинарии преподавали только два-три кандидата богословия. Мы сердечно благодарны светским профессорам из Воронежского государственного университета, из других высших светских школ города, которые преподавали и преподают в семинарии. Их трудами во многом создавалась наша школа, был достигнут высокий уровень преподавания. С благодарностью хочу отметить Юлию Вячеславовну Ушакову, которая стала замечательным богословом и воспитателем не одного поколения наших студентов. Жертвенная, трудная и угодная Господу совместная работа церковных и светских преподавателей принесла нашей семинарии заслуженное уважение и позволяет надеяться на дальнейшее ее развитие на благо Церкви Христовой. С радостью замечаю, что ребята с удовольствием возвращаются после окончания курса Духовной Академии в нашу семинарию, что они стремятся преподавать и работать здесь. Думаю, это дорогого стоит.

Владыка, Вы сами имеете сорокалетний опыт монашеской жизни. Как бы Вы охарактеризовали развитие монашества в нашей епархии?

Для развития монашества требуется значительное время и много усилий, поэтому иноческая жизнь всегда именовалась подвигом. В нашей епархии, как вы знаете, монастыри небольшие и насельников в них не много. Однако число монастырей у нас постепенно увеличивается. Например, когда я только прибыл в епархию, в еще зачаточном состоянии был монастырь во имя преподобного Серафима Саровского. Его даже называли не монастырем, а скитом. Сейчас это уже сложившийся хороший монастырь. Развивается Белогорский монастырь, который, наверное, скоро будет зарегистрирован Священным Синодом, получит официальное благословение на свою деятельность. Преображается Толшевский монастырь. Костомаровская обитель по своей известности является в настоящее время первой обителью Воронежского края. Мы должны благодарить Господа, что монашеская жизнь в нашей епархии возродилась и постепенно развивается.

Владыка, в Вашей жизни были учителя, наставники, друзья, поддержка и советы которых помогают Вам в Вашем служении. Когда в 2012 году Вы встречались с Вселенским Патриархом Варфоломеем в Константинополе, Вы сказали, что было время, когда он делился с Вами своим пастырским опытом. Не могли бы Вы рассказать нам, что Вас связывает со Вселенским Патриархом?

Мы всегда смотрим на Константинопольский Патриархат как на Церковь – старшую сестру, от которой мы получили нашу веру, от которой приняли Святое Крещение. Это так, несмотря на все сложности наших взаимоотношений. Время от времени между нами возникали недопонимания. Эти разногласия были вызваны незначительными вопросами, хотя случается, что и из простого разномыслия вырастает трудноразрешимая проблема. Случалось, что Патриарх Константинопольский слишком настаивал на своем первенстве среди Православных Церквей. С будущим Патриархом Варфоломеем мы познакомились в Шамбези. Это маленькое поселение недалеко от Женевы известно в православном мире как второй центр Константинопольского Патриархата. Этот центр возник, когда турецкие власти оказывали сильное давление на Константинопольский Патриархат и поставили вопрос о том, чтобы Патриархия выехала из Турции. В тот момент Патриарх вынужден был согласиться с этим требованием. Начали усиленно искать место, где могли бы разместиться учреждения Патриархии. Такое место нашли в пригороде Женевы. Здесь построили Патриарший центр, в котором и сейчас проходят семинары, собрания, межправославные и межхристианские диалоги различного уровня и формата. И хотя Патриархия все же осталась в Константинополе, центр в Шамбези не потерял своего значения. Туда периодически приезжает Патриарх Константинопольский, с визитом или на лечение. В бытность Патриархом Блаженнейшего Димитрия, вместе с ним приезжал его ближайший помощник владыка Варфоломей, тогда еще в сане епископа. Я же в то время был представителем Русской Православной Церкви при Всемирном Совете Церквей. Ни епископ Варфоломей, ни я непосредственно в переговорах или межправославных диалогах не участвовали. Обычно мы с ним сидели, так сказать, "на галерке" и внимательно слушали, что обсуждалось на этих встречах. Вот так, сидя вместе, мы с ним подружились. Мы общались как друзья, поэтому я мог задавать ему такие вопросы, на которые не смог бы получить ответа официальный представитель. Так же и он спрашивал меня, как друга. Между нами возникло не только сотрудничество, но и уважительное отношение, которое сохранилось и после, когда Варфоломей стал Патриархом. Если нам доводится встречаться, он вспоминает с любовью то время, когда мы с ним живо и непосредственно общались. Однажды я был в командировке в Стамбуле, и Владыка Варфоломей, будучи уже митрополитом, оказал мне искреннее дружеское внимание. Мне приятно встречаться с Патриархом Варфоломеем, и, я надеюсь, что он также ощущает взаимную братскую симпатию.

Владыка, многие замечают с каким благоговением, любовью и сердечным молитвенным настроем Вы совершаете Богослужение. Что лично для Вас означает служение Литургии?

То, что я скажу, может показаться пафосным, но это правда: Литургия – это моя жизнь. Я не могу обходиться без Литургии больше недели. Даже находясь в состоянии нездоровья, стараюсь служить Литургию или, по крайней мере, присутствовать на Литургии и причаститься Святых Христовых Таин. Это не просто правило, к которому я по-человечески привык. Я остро ощущаю, как Литургия для меня необходима. Мне хотелось бы посоветовать священникам: когда совершаете Литургию, старайтесь понимать всю свою немощь и недостоинство, чтобы подходить к Таинству с глубоким смирением и чувством самоосуждения. Настоятельно советую внимать себе, чтобы на Литургии ничего не отвлекало, никакие, пусть даже самые насущные, житейские вопросы. Эти полтора – два часа ты должен побыть с Богом и помолиться по своим силам, насколько можешь. Помолись искренне, чтобы Господь услышал тебя и помог тебе. Если не будет такой молитвы при совершении Литургии, то священнику будет невыносимо тяжело. Он не будет чувствовать присутствия Святого Духа, и богослужение будет ему в тягость. Литургия – центр духовной жизни прихода, она должна стать сердцевиной жизни любого человека, а не только священника. Это сердце Церкви. Если бы все имели такое понимание богослужения, то многие вопросы нашей жизни легче бы разрешались. Скажу по личному опыту: на многие недоуменные, тупиковые и безнадежные вопросы, с которыми приходилось сталкиваться, я получал и получаю ответы во время богослужения, особенно во время Литургии. Это не значит, что я поглощен своими думами во время служения. Если ощущаешь свою немощь, просишь о помощи Божией, то в какой-то момент вдруг приходит решение, что и как следует сделать. И когда я это исполняю, все совершается наилучшим образом. Поэтому не устану повторять: Литургией нужно жить. Она должна наполнять нашу жизнь смыслом и благодатью.

У каждого верующего человека есть в жизни хотя бы одно событие, пережив которое, он уже не может усомниться в реальном существовании Бога. Какие бы аргументы – богословские, философские, научные, – не приводились человеку, пока он не испытает живого ощущения Бога, вера его останется только частным мнением, но не глубокой убежденностью. Могли бы Вы, Владыка, рассказать о каком-либо событии в Вашей жизни, которое особенно поддерживает в Вас подобную убежденность?

Как и у каждого человека, у меня тоже были периоды сомнений. Я рос в атеистической среде, каждый учитель, зная о том, что я хожу в храм, считал своим долгом "вразумить" меня. Постоянно сеялись семена сомнения в вере. Господь так попускал, что я сам не находил ответов на сомнения, и тревожные чувства не оставляли меня. Однажды я пришел к своему духовнику, отцу архимандриту Тихону (Агрикову), на исповедь. У отца Тихона был большой духовный опыт, возможно даже дар прозорливости. Он что-то сразу уловил во мне и вдруг спросил: "А ты не сомневаешься в вере в Бога?". Я ответил неуверенно: "Да нет, батюшка, не сомневаюсь…". На это мне отец Тихон говорит: "А ты не бойся этих чувств. Если они у тебя будут, это естественно в твоем возрасте и с твоим окружением. Ты молись, а если что-то тебе нужно, ты приходи ко мне, мы с тобой вместе разберемся с этим". Вот с того момента у меня уже не было таких сомнений, словно открылась какая-то другая сфера. Когда я стал священником, мне доводилось встречаться с некоторыми знаменитыми учеными, которые скептически начинали говорить со мной о вере в Бога и о Церкви. Некоторые из них любили поставить меня в тупик неожиданным вопросом. Но Господь меня не оставлял, и никогда я не выходил посрамленным из подобных ситуаций, а мои совопросники оставались в смущении.

Если говорить о реальности ощущения бытия Божия, то я много раз в своей жизни испытывал это состояние. У меня не единожды так складывались жизненные обстоятельства, в том числе и в довольно раннем возрасте, что я мог потерять свою жизнь. Господь меня спасал в самый последний момент, без единой царапины я выходил из безнадежного положения. И спрашивал себя: почему так происходило? Значит, на мне лежит какая-то ответственность, я должен сделать что-то существенное и важное в жизни. Значит, мне нельзя расслабляться, если Господь всегда скоро мне дает Свою помощь. Расскажу об одном случае в моей жизни, который свидетельствует о милости Божией и который особенно важен для меня. В детстве я часто болел, иногда подолгу. В 1957 году мы с братом слегли в одно и то же время. Я был на три года моложе брата. Ему было десять лет, мне – семь. Болели мы оба тяжело, а я вообще был при смерти. Когда вызвали "скорую помощь", то врачи забрали в больницу брата, потому что, по их мнению, на его выздоровление была надежда. А меня не взяли, сказав, что я слишком слаб, что лучше мне оставаться спокойно умирать дома. Мама рассказывала мне потом, что произошло в те дни – до самой своей смерти она вспоминала это событие. В каком-то легком сне она вдруг почувствовала, как к ней подошел кто-то, кого можно было принять за ангела, и сказал, что один из ее сыновей должен умереть и что от ее выбора зависит: кто именно из братьев умрет. Сначала мама пыталась просить, чтобы мы оба остались живы, но повеление осталось неизменным – один из нас должен умереть. "А ты так болел, – вспоминала мама, – так мучительно и тяжело, мне стало так тебя жалко, что я сделала свой выбор: пускай умрет старший, останется младший"… После этого случая я быстро пошел на поправку. А брат, который уже почти выздоровел, – умер. Медики решили испытать на нем какую-то новую вакцину: позже выяснилось, что эта прививка и стала причиной его смерти. Отец уже пришел в больницу за выздоравливающим братом, но подумал, что лучше подождать еще ночь и забрать его домой утром. Но когда утром отец снова пришел в больницу, мой брат был уже мертв... Брат ушел, а я остался жить. Я ежечасно ощущаю свою ответственность, потому что моя жизнь – это и жизнь моего брата…

Нет недостатка в примерах, которые уверяют меня, что существует непосредственная живая связь человека с Богом. Для меня в этом отношении уже нет никаких соблазнов или мучительных сомнений.

Самыми разными путями приводит Господь людей к вере. Владыка, расскажите нашим читателям, что Вам довелось пережить на пути к Богу?

Нередко люди приходят к вере через потрясения или через влияние своего окружения. Но про себя могу сказать, что я как-то естественно полюбил Церковь, храм, и мне никто не навязывал этого чувства. Потому что нельзя сказать, что мои родители были очень религиозными. Конечно, они праздновали Пасху и Рождество Христово; помнили и чтили престольные праздники своей деревни, откуда были родом; причащались раз или два в год; старались соблюдать посты, хотя и не очень прилежно. Из всех моих родственников, самой близкой к Богу была моя тетя по материнской линии – Александра. Когда я был маленький, она всегда брала меня с собой в храм и я любил ходить с ней на службы. Потом, повзрослев, я уже и сам ездил на автобусе; помню, дорога занимала минут сорок. Я вырос в Троице-Сергиевой Лавре, в Ильинском храме, что расположен от нее неподалеку. В церкви мне все было интересно, живо меня занимало. Я завидовал иподиаконам, которые держали жезл отца наместника, и к 6-му классу школы я твердо для себя решил, что буду священником. Уже не было никаких других мечтаний. Откуда у меня появилось это желание, я не знаю. Время было очень тяжелое, время гонений на веру и верующих. Я постоянно на себе испытывал притеснения: то крестик с меня снимут, то бойкот в школе объявят, то требуют вступать в пионеры… Велась настойчивая, упорная антирелигиозная работа. Понуждали даже к тому, чтобы я обязательно исполнил какую-то роль в школьной антирелигиозной пьесе. Не оставляли в покое, заставляли чувствовать себя второсортным человеком. Ежечасно я чувствовал на себе давление среды, в которой все считали меня отсталым из-за веры. Хотя сверстники ко мне хорошо относились, я пользовался уважением в школе, но и они, когда дело доходило до моей веры, не понимали меня и считали за большого чудака. Даже мои двоюродные братья весьма настороженно ко мне относились и каждый из них считал своим долгом провести со мной "воспитательную работу", хотя мы были ровесники. Но должен сказать, что у меня не было озлобления. Думаю, что это также милость Божия.

Это было не самое благоприятное время для развития религиозного чувства. Но во мне это чувство горело. Более того, могу вам сказать, что обстановка гонений и притеснений научила меня такому опыту, который в дальнейшей жизни уберегал меня от многих ошибок. Я воспитал в себе чувство, помогающее мне различать, Кто есть Бог и кто есть люди. Люди могут ошибаться, могут грешить, могут падать, а Бог есть Истина. Люди привносят свои слабости и недостатки всюду, в том числе и в Церковь. Но всегда следует помнить, что Бог непричастен злу, не имеет слабостей. К Нему следует приступать в смирении, сознавая свое недостоинство.

В 1967 году я поступал в Московскую Духовную семинарию. В то время практиковался принудительный набор людей, случайных для Церкви. Семинарская администрация обязана была принять на обучение юношей, из которых власти надеялись воспитать провокаторов. Например, для того чтобы они, приняв сан, затем публично отрекались бы от Бога. Я знал нескольких таких людей. Но провокаторов из них не вышло. Обычно они не выдерживали в духовной школе и полугода. Почему? Сами они говорили так: "Все хорошо и все могу терпеть, но молиться не могу. Это глупость какая-то. Встаешь утром – начинай молиться, пришел на завтрак – молись, начинается лекция – молись, вечером опять молись, в среду ходи на акафист, в субботу и воскресенье ходи на Литургию и причащайся! Я не выношу такой жизни!". И сами уходили. Я думаю, что Господь просто не допускал такого глумления над Своей Церковью. Это – тоже свидетельство чуда Божия и Его заботы о чистоте Церкви.

В те времена люди с высшим образованием не могли поступить в семинарию – они сразу получали отказ под каким-либо предлогом. Я сам имел среднее образование, закончил школу. И большинство ребят, которые поступали в семинарию, проучились только до восьмого класса. Но это были горячие, живые ребята. Они видели все притеснения, которые испытывала Церковь, на себе пережили гонения. Каждый из нас перед поступлением в семинарию преодолел целый ряд препятствий, которые создавались военкоматами, милицией, комсомолом. Современному человеку трудно представить подобное. У каждого из нас был свой подвиг. Просто доехать до семинарии было уже подвигом. Ведь как только становилось известно, что ты подал заявление на поступление в семинарию, за тобой закреплялась группа активистов, которые делали все возможное, чтобы тебе никогда не увидеть семинарии: задерживали в милиции или досрочно призывали в армию на переподготовку, только бы сломать человека. И ребята, жившие далеко от Москвы, добирались до других станций, ехали в другую область, скрывались, ночевали в поле, шли на большой риск ради своей веры. Может быть, мы были не совсем подготовлены в отношении знаний, но суровые испытания сделали из нас людей, которые горели верой Христовой. Из многих получились впоследствии истинные служители и пастыри Церкви. Это очевидное явление славы и силы Божией.

В завершение нашей беседы, я хочу пожелать современным семинаристам подобного пламенного горения о правде Божией и о славе Церкви, ревностной жизни в Духе Христовом.

Беседовал М.А. Прасолов.

_____________________________________________________________________

Опубликовано в выпуске N N2 (16) 2013 г.